В мае в Образовательном центре «Сириус» прошел интенсив для молодых музыкантов-ударников. Секретами исполнительского мастерства с ребятами делился преподаватель Центральной музыкальной школы – Академии исполнительского искусства, солист-литаврист академического Большого симфонического оркестра имени Чайковского Андрей Никитин. Об особенностях работы ударника в оркестре, академической традиции, о том, какие качества и знания нужны юным музыкантам, выбравшим ударные в качестве специальности, и почему звук рождается у музыканта в голове, мы поговорили с Андреем Андреевичем.
– Когда речь заходит об ударных, в первую очередь с этой группой инструментов ассоциируются рок и джаз. А что такое ударные инструменты в академической практике?
– На мой взгляд, самые важные задачи академического образования – сохранить исполнительские традиции и научить любого музыканта чувствовать и воплощать замысел композитора с учетом эпохи, стиля. Ударные в этом плане не исключение. Моцарта в оркестре на литаврах нужно играть совершенно не так, как Стравинского, а оперу – не как мессу.
Хотя ударники в основном обучаются сольно, главное наше «применение» – оркестровое. В оркестровой игре масса нюансов и традиций: какие приемы и для чего на инструменте использовать, каким звуком играть на тамбурине, литаврах, тарелках, треугольнике. Поэтому в каждом вузе и училище есть оркестровый факультет, где музыкантов готовят к работе в оркестре.
– Пишут ли современные композиторы произведения с солирующими ударными?
– Еще как! Зачастую в музыке современных композиторов ударные используются шире и больше, чем все остальные инструменты. Мало того, придумываются разные новаторские приемы: помимо палочек разной жесткости или техник, которые используются везде, мы играем смычком по вибрафону, тарелке или тамтаму, привязываем разные цепочки, добавляющие новые эффекты звучания. Удивительно, какие новые музыкальные краски может обрести привычный инструмент, насколько иначе зазвучать!
Работать с современными композиторами в некотором смысле проще: с ними можно поговорить, посоветоваться. Наш современник всегда сможет объяснить, что имел в виду, написав произведение именно так или выбрав определенный способ звукоизвлечения. Чайковский с Моцартом по понятным причинам рассказать этого не могут. Вернусь к вопросу академизма: ноты, что сейчас, что в XVIII веке, были одинаковыми. А вот инструменты, темпы, манеры, одежда, взгляд на искусство – иные. Если бы Моцарт жил сейчас, как бы он писал? Он ведь был очень энергичным молодым человеком. Научить детей пониманию, что ноты и инструменты могут оставаться теми же, а играть нужно по-разному в зависимости от эпохи, стиля, характера, предназначения музыки – это и есть академизм.
– Если говорить о традициях: существует русская фортепианная исполнительская школа, скрипичная. Сформировались ли такие традиции у ударников?
– Если учитывать, что понимание традиций передается из поколения в поколение, то можно говорить, что да. Русский музыкант в принципе несет нашу исполнительскую традицию. Почему российские оркестры чаще всего приглашают на Запад играть русскую музыку? Дело в традиции звучания. Симфония Чайковского, продирижированная Федосеевым, не зазвучит так больше ни у кого. Это его язык, стиль. Сравните, как Чайковского играют немцы. Иногда так, что мы не можем это слушать. Вполне допускаю при этом, что у нас так же играют Бетховена.
Обучаясь и работая, российские музыканты находятся в музыкальной среде своей страны, много слушают отечественные оркестры, впитывают классический репертуар – «Щелкунчик», Шестую симфонию Чайковского, Вторую Рахманинова. Потом мы в своей работе подспудно продолжаем традицию, потому что уже слух так воспитан. На самом деле русскую классическую музыку на слух с детства знают практически все. Идут люди в «Сириусе» по Олимпийскому парку, где работает музыкальный фонтан, и слышат знакомые мотивы, интонации. Даже, возможно, не осознавая, что именно звучит.
– Что повлияло на выбор будущей профессии лично для вас?
– Я из музыкальной семьи, родители – пианисты. Конечно, с детства занимался фортепиано, и мне нравилось, но в какой-то момент стало не хватать терпения. Я был активным молодым человеком, любил двигаться, играть в футбол. Однажды в школе друг показал мне ритмические выстукивания по столу. Я это подхватил, начал стучать по всем предметам и поверхностям. Это был для меня своего рода выплеск энергии.
В какой-то из дней к родителям пришли гости, и подруга мамы, работавшая в оркестре, посоветовала отдать меня на ударные. Родители решили попробовать. Так я попал сначала к преподавателю, потом в «Мерзляковку» – детскую музыкальную школу Академического музыкального училища при Московской консерватории. Она работает вместе с училищем, и там были старшие ребята, взрослые для меня, свободные, которые играли на ксилофоне, вибрафоне, ударной установке. Я погрузился в музыкальную среду, которая стала своего рода клубом единомышленников разных возрастов, познакомился с преподавателями – один в Большом театре играет, второй – в филармонии, все рассказывают интересные вещи.
Я «заразился» ударными: окончил училище при консерватории, поступил в саму консерваторию. До сих пор счастлив, что нашел свое дело и им занимаюсь. Стал работать в оркестре – а группа ударных там очень многочисленная, не только ксилофон и барабан, как учат в школе, а еще вибрафон, маримба, тарелки, бонго, конги, литавры… И на всех свои приемы игры и подход, везде по-разному двигаются кисти, разный зажим. Есть такое выражение: «Звук рождается у музыканта в голове». Это правда так. Главное – развить в голове ощущение той музыки, которую сейчас будешь играть. Можно, конечно, просто отбарабанить и уйти, такие ребята тоже попадаются. Но работать с ними неинтересно.
– Какими качествами должен обладать человек, желающий стать ударником? С какими учениками интересно работать лично вам?
– В первую очередь любознательностью и желанием трудиться. Как педагог скажу: видя увлеченность ученика, стараешься вдвойне. А когда ученик замечает, что его стремления поддерживаются преподавателем, начинается встречное движение. Оно рождает интересные вещи. Возникает контакт и живой диалог: смотри, в этой музыке так не подходит, а вот здесь будет как раз классно. Сразу находятся ответы и решения, где какие приемы применить.
Трудиться надо уметь, потому что наша специальность немножко спортивная: одного желания мало, нужно время, проведенное на табуретке. Усидчивость очень помогает. Это качество может заставить человека часами отрабатывать одно и то же место. Идеально не получится – так просто не бывает, главное, чтобы зазвучало свободно. Когда у человека получается играть свободно, зритель это слышит и чувствует. Да и музыкант выглядит на концерте уже не просто исполнителем, отыгрывающим заготовку, а именно творит. Каждый концерт – это нервы, волнение, поэтому исполнительская свобода очень важна. Она становится залогом уверенной игры.
– Что бы вы пожелали своим ученикам из «Сириуса»?
– Стараться. И за тот период чуть меньше месяца, что они здесь находятся, впитать как можно больше. Здесь все удобно и доброжелательно устроено. Возможность учебы в «Сириусе» хороша и тем, что ученики видят своих коллег разного уровня подготовленности, детей, играющих на других инструментах, много ходят на концерты. Для ребенка, играющего на ударных, послушать скрипку и фортепиано – большая польза. И наоборот: исполнитель на другом инструменте познакомится с ударными, увидит, как происходит звукоизвлечение. Это обогащает кругозор музыкантов. Здесь благодатная среда для талантливых ребят, и я надеюсь, что нахождение здесь даст им качественный профессиональный толчок, еще больше «заразит» быть любознательными, творческими, работать над собой, учиться и получать от этого удовольствие.