Автор романов «Дети мои» и «Зулейха открывает глаза», ставших одними из самых обсуждаемых литературных событий, посетила «Сириус» и ответила на вопросы ребят о современной российской прозе и замысле своих книг.
Гузель Яхина, лауреат премий «Большая книга» и «Ясная Поляна» за бестселлер «Зулейха открывает глаза», встретилась в «Сириусе» с молодыми литераторами – воспитанниками августовской литературной программы. Творческая встреча была посвящена не столько яркому дебюту писательницы и ее романам, в которых она подробно исследует тему личности в истории, сколько ремеслу писателя в самом широком смысле.
– Гузель Шамилевна, я знаю, что в вашей творческой деятельности вы не раз сталкивались с критикой в адрес романа «Зулейха открывает глаза». О вас говорили и Руслан Айсин, и Павел Басинский. Как вы относитесь к критике? И можете ли вы нам, начинающим авторам, дать совет: что делать, если отзыв критика о вашем произведении не совсем соответствует ожиданиям?
– Понимаете, есть два вида критиков: критик внешний и критик внутренний. И тут мне кажется, важно разобраться, к кому вы больше хотите прислушаться. Я, например, расстроившись из-за некоторых отзывов в адрес моего романа, решила, что внутренний критик для меня важнее. Потому что если он настоящий и с большой буквы «К», то он будет к вам очень строг. И мне кажется, это правильно — быть к себе придирчивым и требовательным. Когда вы разберетесь с внутренним критиком, вам станет легче воспринимать критику внешнюю.
Из двух моих романов больше критиковали второй («Дети мои» — прим. ред.). Отзывы были самые разные – от очень хороших до очень плохих. Дело в том, что второй роман писался гораздо сложнее первого, и здесь мне пришлось обратиться к своему внутреннему критику. Я с ним боролась так долго и так яростно, что, закончив роман, который критика (а значит, и меня саму) устроил, я была готова к любой реакции. Помните, если вы к себе строги, то сделаете все, чтобы вам не было стыдно за ваш текст. И, конечно, всегда прислушивайтесь, но не воспринимайте чересчур близко к сердцу плохую реакцию.
– Как родные отнеслись к вашей работе над романом: критиковали ваше решение уйти в писательскую область, или, напротив, поддержали в таком сложном и серьезном решении? И что вы почувствовали, став дебютантом сравнительно недавно?
– Я очень сомневалась, стоит ли начинать писать, когда мне уже 38. Но есть мнение, что хороший литератор и сценарист начинается после 30 лет. Это очень верно подмечено: когда за плечами большой жизненный опыт, писать легче. Потому что можно не придумывать, а рассказывать. Вот почему мне было легче писать первый роман: я щедро расходовала все накопленное.
Возвращаясь к вопросу о родных: здесь мне повезло, мои родные мне помогали. Тем, что не мешали, когда я проводила за письменным столом по 5-6 часов, что не говорили, будто я страдаю ерундой. Ведь важно самой себе разрешить этим заниматься, не корить себя за потраченное время. Писательское мастерство – это больше, чем работа. Так просто от него не откажешься.
.jpg)
– В процессе создания книги вы много работали с литературоведом Еленой Шубиной. Что вы можете о ней рассказать и почему на сегодняшний день она считается самым авторитетным редактором в российском издательстве?
– Елена Данииловна Шубина — человек по-настоящему уникальный, и я счастлива, что мой роман попал в ее руки. Ответить на вопрос «почему» не могу, я просто убеждена, что она лучшая. Я знаю, что если взять любую книгу с логотипом РЕШ (редакция Елены Шубиной), то это будет хорошая литература. Под этим знаком выходят прекрасные альбомы с иллюстрациями, биографии, исторические книги, литература fiction (художественная литература — прим. ред.) и нон-фикшн. Книги издательства оказываются в шорт-листах премий и собирают все самые высокие литературные награды. Все это свидетельствует о ее высочайшем профессионализме. И я могу сказать, что у вас очень хороший вкус, раз вы обращаете внимание на эту редакцию.
.jpg)
– Что лучше — мужская или женская проза? Кто лучше пишет?
– Для меня это разделение достаточно условное. Мы же понимаем: если на обложке стоит женское имя, это не означает, что писала женщина. И наоборот. В литературе есть масса примеров, когда под женским авторством выходили романы, которые на самом деле писали мужчины. И есть примеры обратные, когда на обложке мужское имя, а текст написан женщиной. Например, о «Зулейхе» однажды сказали, что это исключительно женская проза. Но были мнения и совершенно противоположные, кто-то даже назвал ее продолжением традиций лагерной прозы. Отношения к вашей прозе могут быть разные, но это не делает ее женской или мужской.
– Что вас вдохновляет в писательском деле? Может, это другие книги (вы говорили об Агате Кристи и Дюма) или произведения искусства?
– Вы знаете, когда пишешь длинный текст, наличие вдохновения становится вторичным. Здесь важнее самодисциплина и умение концентрироваться. Роман – это забег на очень длинную дистанцию, и одним вдохновением его не одолеть. Он может писаться год, а может, два, а может, три. Поэтому важно, чтобы писателем двигало не вдохновение, а сильное желание разобраться в очень важном и серьезном для него вопросе. Именно из такого упорства может родиться книга. А вдохновение уходит и приходит, а может не появляться неделями. Это штука непредсказуемая, на него полагаться не стоит. Роман строится на более глубинных вещах.
.jpg)
– А какой вопрос волновал вас в работе над книгой?
– В первом случае – вопрос моих взаимоотношений с бабушкой. Она была для меня очень значимым человеком. Она мне очень много дала, была щедрая и при этом очень жесткая. Меня необычайно интересовало, что же так закалило ее характер во время ссылки в Сибири?
Что касается второго романа, то здесь причина в интересе к двум темам. С одной стороны – моя любовь к немецкой культуре, языку, а с другой стороны, любовь к Волге. И так вышло, что тема поволжских немцев стала для меня жизненно важной. Из этой любви роман и родился.
– Можно писать для людей, донося до них что-то важное, а можно писать для себя, рассказывая о наболевшем. Как вы считаете, что должно быть первичным?
– Это очень хороший вопрос, и мне кажется, что одно другое не исключает, а даже дополняет. Я всегда пишу, а потом спустя несколько дней перечитываю, и делаю это как читатель со стороны. Стараюсь подойти к тексту как к незнакомому повествованию. И мне всегда важно понимать, тянет ли он меня за собой, интересен ли? Хочется верить, что мой текст сохраняет и то, и другое.
